Быт и нравы царской России. Дворцовая жизнь русских царей и быт русского народа - Валерий Анишкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Торговля и деньги
В ХIV и в ХV вв. для торговли появились новые пути: с Востоком через Орду, с Константинополем и с Западом через Азов по Днепру. Купцы везли шелковые ткани в Москву из Азова, продавали немецкие сукна, которые получали из Новгорода. За иноземные товары мы платили мехами.
Купцы из Орды привозили в Москву, Тверь, Ростов азиатские товары и лошадей, а в обмен брали кроме мехов ловчих птиц, соколов и кречетов, доставляемых из Двины. Теперь, когда утратил значение Греческий торговый путь55, место Болгарского царства заняла Казань. Ханы поощряли нашу торговлю, разумно полагая, что если мы будем богаты, то и дань в Орду будет поступать исправно. Н. М. Карамзин упоминает Марко Поло, побывавшего в 1270 году в Татарии, Персии и на берегах Каспийского моря. Великий путешественник говорит о хладной России, отмечает, что жители ее белы и хороши лицом и что Россия богата собственными серебряными рудниками. Однако в России рудников тогда не было, но серебро действительно имели в достаточном количестве, а получали мы его от немецких купцов через Югру из Сибири. Витовту, например, мы заплатили около 60 пудов серебра, что считалось по тем временам очень много, а новгородцы обещали Михаилу Тверскому 6000 фунтов серебра. Сколько серебра мы платили ханам точно неизвестно, но в 1384 году с каждой деревни, состоявшей тогда всего из двух-трех дворов, собиралось около 12 золотников серебра; кроме того, земледельцы, кузнецы, рыбаки, лавочники вносили по гривне (более двух золотников серебра) в казну. Частично дань возвращалась к нам через торговлю.
Для внутренней торговли новгородцы производили лен и хмель, жители Нового Торжка- кожи, Галицк и Двинск – соль. Большую долю во внутренней торговле составляли хлеб и рыба.
Купцы обогащались от частых неурожаев, в то время как простой народ беднел и бедствовал.
Положительная роль духовенства и церкви
Н. М. Карамзин, говоря о пользе, которую наш народ извлек из нашествия татар, делает на первый взгляд парадоксальный вывод о том, что «Москва …обязана своим величием ханам».
Ханы притесняли народ, но покровительствовали церкви, благоволили к ее служителям, поощряли митрополитов и священников, снисходительно относилась к православным церковным службам. Ханы под угрозой смертной казни запрещали своим подданным грабить монастыри.
Церковь обогащалась добровольными вкладами. Каждый состоятельный человек перед смертью отказывал что-то церкви. Владения церкви были освобождены от налогов как княжеских, так и от налогов Орды. Иноки богатели. Они занимались торговлей и освобождались от купеческих пошлин.
Людей привлекали тихие безопасные обители, где они могли бы укрыться от насилия и бедности.
Митрополиты выступали посредниками в княжеских спорах, и вообще церковь смягчала нравы и проповедовала христианские добродетели. И как бы ни поощряли ханы служителей русской церкви, церковь оставалась на стороне своего народа, благословляла россиян на смерть и на победу. Летопись рассказывает, как митрополит Иона после ухода Василия Темного (1415—1462) из осажденной Москвы взял на себя ответственность за Москву, обещая отстоять ее или погибнуть вместе с народом.
Об обычаях и одежде ХIII века
Россияне называли татарские обычаи погаными. Нам более близкими были византийские обычаи, освященные христианством. К тому же, несмотря на рабство, мы осознавали свое превосходство над народом кочующим. В результате этого россияне после ига оставались более европейцами, чем азиатами. Но за 250 лет Европа сильно изменилась, а мы нет, хотя одеждой и обычаями мы не очень отличались от европейских народов. Если у древних славян в характере и оставалось что-то азиатское (и, по выражению Н.М Карамзина, оно «являет и доныне», т.е. до сих пор присутствует в нас), то не все это было следствием татарского влияния. Дело в том, что древние славяне позже всех других европейских народов отошли от Востока.
Почему-то считается, что у татар мы научились угнетать женщин, торговать людьми, терпеть холопское унижение, брать взятки. Однако все это присутствовало у россиян и до татар.
В ХIII веке наряд изменился незначительно. А.В.Терещенко ссылается на Карпини56, который свидетельствует, что замужние женщины носили длинные и широкие платья без застежек спереди, голову прикрывали кокошником57, придававшим величественность женщине. Кокошник обшивался пурпурным или темно-красным материалом. Девушки и женщины из простого сословия одевались, как мужчины и часто их невозможно было различить. И те и другие носили длинные красные платья, опоясанные лентой с левой стороны и тремя лентами с правой. Косы девиц иногда достигали пят.
Другой иностранный путешественник ХIII века сообщает, что платья женщин у колена снизу обшивались опушкой из меха горностая или других мехов. Мужчины носили епанчи58, головы покрывали высокими остроконечными шапками из войлока.
Но вообще русская одежда, по свидетельству того же путешественника, не особенно отличалась от европейской.
Просвещение и русский язык
Греция до самого своего падения способствовала образованию России, давая нам книги. Известная в ученом мире московская патриаршия библиотека, была создана митрополитом во время господства татар. Библиотека эта имела не только церковные книги, но и другие греческие произведениям. Наше знатное духовенство постоянно было связано с Царьградом, знало язык эллинов59 и способствовало просвещению. Наиболее любознательные искали знания в монастырях. Именно в монастырях хранилась наша история, которую писали монахи, снабжая ее своими наставлениями с позиций христианства и нравственности, какой они ее понимали. Кроме церковных книг у нас были от греков всемирные летописи, исторические, а также поучительные повести и басни. Но кроме греческих произведений у нас были и собственные.
Русский язык именно в ХIII – ХIV веках стал более чистым и правильным. Писатели того времени придерживались грамматики церковных книг, но иногда пользовались церковными словами и в разговорной речи. В сравнении с другими европейцами мы справедливо казались невеждами, но Россия, находившаяся столько времени под татарским игом, сумела оправиться от его последствий и стать великой самобытной державой.
Если говорить о татарских словах, то их осталось в нашем языке не так много как иногда считают. Н. М. Карамзин, например, насчитывает не более 40—50-ти. Но в нашем словаре достаточно много других восточных слов, которые есть и в других славянских языках, а что-то мы заимствовали у хазаров, печенегов, половцев, сарматов, скифов. К тому же кочующий народ и не смог бы серьезно обогатить наш язык.
Глава 5
РОССИЯ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ ХV – ПЕРВОЙ
ПОЛОВИНЫ ХVI вв.
Единовластие российского правителя. – Бездорожье России. Москва. – Падение Новгородской республики. – Суды и наказания. – Торговля. – Климат и дары природы. – Жилище. – Обычаи и нравы россиян. – Обычаи знати и гостеприимство. – Еда и питье. – Одежда. – Женщина XVI века. – Рабство. – Язык и письменное слово.
Единовластие российского правителя
Россия этого времени была как бы открытием для Европы. Послы и путешественники ехали в Москву, с любопытством наблюдали россиян и описывали в книгах их характер, быт, нравственные устои, обычаи народа и двора. Таким образом, уже в первой половине ХVI века история России была известна в Европе.
Иностранцев удивляло единовластие российского государя. Барон Герберштейн60 отмечал: «…жизнь, достояние людей, мирских и духовных, вельмож и граждан, совершенно зависит от его воли… русские уверены, что великий князь есть исполнитель воли Небесной. Обыкновенное слово их: «так угодно Богу и государю»; «ведает Бог и государь». Усердие сих людей невероятно. Я видел одного из знатных великокняжеских чиновников, бывшего послом в Испании, седого старца, который, встретив нас при въезде в Москву, скакал верхом, суетился, бегал, как молодой человек; пот градом тек с лица его. Когда я изъявил ему свое удивление, он громко сказал: «Ах, господин барон! Мы служим государю не по-вашему!».
Ни у кого из приближенных не мог перечить государю. Сами советники заявляли, что все, что делает государь, он делает по воле божьей. Поэтому и сам государь, когда к нему обращались с просьбами по какому-нибудь делу, например, просили за пленного, отвечал: «Если бог повелит, то освободим».
По этому поводу Герберштейн восклицает: «Неизвестно, или народ по своей загрубелости требует себе в государи тирана, или от тирании государя самый народ становится таким бесчувственным и жестоким».